Мы все вместе много лет дружили. Он спокойный был. Женился когда-то по любви. Он молодой, она молодая. Он большой, медведеобразный. Она стройненькая такая была, загляденье, как стебелек. Он и влюбился.

Чего-то они строили, делали, работали, радовались, детей рожали. Гости, встречи, путешествия, друзья. Всё как у людей.

А потом чего-то перещелкнуло. После тридцати пяти она в Церковь пошла. Она поняла, что без этого нельзя, что она не одна, есть еще Бог, и без Церкви никак. А он не понял.

Она ему книжки тыкала под нос, про чудеса рассказывала, маслом мазала лицо, водой святой кропила:

– Ну, ты ж не нехристь, пойди, исповедуйся. Пойди, причастись.

Он спокойно так – не кричал, не сердился:

– Ну, ходишь – ходи. А мне не надо. Может, не готов пока, а может, не знаю. Но я тебя люблю и… И люблю даже такую.

А там расцвет был православного женства во всей красе. Чесать голову она, конечно же, сразу перестала. Красить волосы – разумеется. Длинные вот эти седеющие патлы из-под темно-серого платка. Юбки по щиколотку темные, глухие. И свитера длинные темные, поверх юбок. И лицо из-под волос – землистого цвета.

Читать далее:

«Враги человеку домашние его»*. Эти слова Христа, зачастую превратно понятые, многие хоть раз в жизни готовы были применить к себе. Для некоторых людей, пришедших к вере, непонимание со стороны семьи становится настоящей бедой. Но разве всегда в конфликтах на почве веры виноваты «домашние»? Всегда ли правильно мы, христиане, себя ведем? Надо ли говорить о Боге в кругу своих нецерковных родственников? Как реагировать на их замечания и недовольство? Насколько верно желание непременно приобщить к церковной жизни тех, кто живет рядом с вами?

Читайте далее полностью:

«Сейчас передо мной открыты все дороги!» — так говорит 83-летняя Габи. Габи занимается резьбой по дереву на классах Александра Галицкого, который ведет арттерапевтическую работу с пожилыми людьми. А еще – читает лекции о том, как правильно вести себя со стариками. Он говорит, что жалеет, что многие хитрости постиг довольно поздно – и рад научить этому других.

«Я еще маленький, мне будет 60 через полгода», — шутит Галицкий. Он отмечает, что благодаря своей работе со стариками сам перестал бояться старости. «Я получил возможность заглянуть в себя. Понять, что со мной будет происходить через 20-30 лет. Я уже знаю, какая нога начнет меня подводить первой. А еще общение с пожилыми людьми дает, как ни странно, колоссальную энергию».

«У меня действует скидка – после 95 лет я выдаю им доски для работы бесплатно. Медицина так продвинулась, что мой бизнес начинает шататься!» — шутит Галицкий. Он вообще подчеркивает, что без юмора общаться и дружить с престарелыми людьми не получится. Смех очень помогает.    Читать далее:

Нередко приходится слышать сетования церковных людей на то, что близкие их как-то странно глухи к призывам исповедоваться, ходить в церковь, поститься и прочая. Просто сердце разрывается от того, что они такие безбожники – ничем-то их не проймешь. Что тут скажешь? Стремление помочь близким прийти к Богу похвально, однако важно не забывать, что в этом деле мы призваны свидетельствовать о Боге, а не навязывать человеку свое представление о том, как должны строиться его с Ним отношения.

Казалось бы, это так естественно – судить о других по себе: имея некий опыт воцерковления (действительного или мнимого), считать, что этот опыт универсален. Нам кажется: ну, почему это не срабатывает по отношению к другому так, как сработало в свое время по отношению ко мне? А потому и не срабатывает, что это другой человек. Попытки воцерковления ближних были бы гораздо успешнее, если в этом процессе мы предусмотрели бы какое-то место Богу, а не пытались организовать акцию спасения через подчинение другого своим стереотипам благочестия.

Читайте полностью:

http://www.pravoslavie.ru/88437.html

Представление о том, что все увидят, какой я верующий и хороший, и тоже уверуют — ошибочное. Близкие зачастую начинают сопротивляться, когда их пытаются привести или даже принуждают пойти в Церковь. Особенно — когда это делает ребенок

Читайте далее! Очень интересная статья:

Письмо Евгения Леонова сыну

«Андрюша, ты люби меня, как я люблю тебя. Ты знаешь, это какое богатство — любовь. Правда, некоторые считают, что моя любовь какая-то не такая и от нее, мол, один вред. А может, на самом деле моя любовь помешала тебе быть примерным школьником? Ведь я ни разу так и не выпорол тебя за все девять школьных лет.

Помнишь, ты строил рожи у доски, класс хохотал, а учительница потом долго мне выговаривала. Вид у меня был трижды виноватого, точно я стою в углу, а она меня отчитывает как мальчишку. Я уже готов на любые унижения, а ей все мало: «Ведь урок сорван… — ведь мы не занимаемся полноценно сорок пять минут.. — ведь сам ничего не знает и другим учиться не дает… — ведь придется вам его из школы забрать… — ведь слова на него не действуют…»

Пропотели рубашка, пиджак и мокасины, а она все не унималась. Ну, думаю, дам сегодня затрещину, все! С этими мыслями пересекаю школьный двор и выхожу на Комсомольский проспект. От волнения не могу сесть ни в такси, ни в троллейбус, так и иду пешком…

Женщина тащит тяжелую сумку, ребенок плачет, увидев меня, улыбается, спиной слышу, мать говорит: «Вот и Винни-Пух над тобой смеется…» Незнакомый человек здоровается со мной… Осенний ветерок обдувает меня. Подхожу к дому с чувством, что принял на себя удар, и ладно. Вхожу в дом, окончательно забыв про затрещину, а увидев тебя, спрашиваю: «Что за рожи ты там строил, что всем понравилось, покажи-ка». И мы хохочем.

И так до следующего вызова. Мать не идет в школу. А я лежу и думаю: хоть бы ночью вызвали на съемку в другой город или с репетиции не отпустили бы… Но Ванда утром плачет, и я отменяю вылет, отпрашиваюсь с репетиции, я бегу в школу занять свою позицию в углу.

Какие только мелочи достойны наших переживаний…

Я оттого и пишу эти письма, чтобы исправить что-то неправильное, и выгляжу, наверное, смешным и нелепым, как некоторые мои персонажи. Но ведь это я! В сущности, дружочек, ничего нет проще живой тревоги отцовского сердца.

Когда я один, вне дома, тоскуя, вспоминаю каждое твое слово и каждый вопрос, мне хочется бесконечно с тобой разговаривать, кажется, и жизни не хватит обо всем поговорить. Но знаешь, что самое главное, я это понял после смерти своей мамы, нашей бабушки. Эх, Андрюша, есть ли в твоей жизни человек, перед которым ты не боишься быть маленьким, глупым, безоружным, во всей наготе своего откровения? Этот человек и есть твоя защита.

А я уже скоро буду дома.

Отец. 3 октября 1974 года»